Ранее на встрече с премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху президент США Дональд Трамп неожиданно объявил, что 12 апреля начнутся прямые переговоры высокого уровня между США и Ираном по поводу иранской ядерной программы. Несмотря на недавний отказ Тегерана от возможности прямого диалога, Трамп выразил оптимизм относительно достижения потенциального соглашения, подчеркнув нежелательность альтернативных вариантов.

Это заявление знаменует собой существенный поворот, особенно с учетом одностороннего выхода Трампа из ядерной сделки 2015 года в 2018 году. Оно прозвучало на фоне продолжающихся международных обсуждений возможного военного удара Израиля — возможно, при поддержке США — в случае провала дипломатических усилий.

После заявления Трампа министр иностранных дел Ирана Аббас Аракчи подтвердил его слова в публикации в соцсети X, однако подчеркнул, что встреча будет проходить в непрямом формате. В своем посте Аракчи заявил: «Иран и США встретятся в Омане в субботу для непрямых переговоров высокого уровня. Это одновременно и возможность, и испытание. Мяч на стороне США».

Впоследствии, в субботу 12 апреля, в Маскате — столице Омана — состоялся первый раунд переговоров между Тегераном и Вашингтоном. Иранскую делегацию возглавил Аббас Аракчи, а американскую — специальный посланник президента США по делам Ближнего Востока Стив Уиткофф. Согласно имеющимся сообщениям, обе стороны пришли к согласию о продолжении дипломатических контактов и консультаций, охарактеризовав атмосферу нынешнего раунда как конструктивную и способствующую дальнейшему диалогу.

Белый дом, в частности, сообщил, что Стив Уиткофф провел «очень позитивные и конструктивные» переговоры с министром иностранных дел Ирана Аббасом Аракчи при посредничестве министра иностранных дел Омана Бадра бин Хамада аль-Бусаиди.

Тем временем министр обороны США Пит Хегсет в интервью телеканалу Fox News 13 апреля прокомментировал итоги переговоров и подтвердил, что президент Трамп полностью привержен цели не допустить появления ядерного оружия у Ирана. Он отметил, что президент на протяжении двух десятилетий занимает по этому вопросу последовательную позицию и остается непоколебим в своих намерениях. Хегсет подчеркнул, что Трамп стремится к мирному урегулированию ситуации, именно поэтому он лично участвует в переговорном процессе. Он охарактеризовал недавние переговоры как положительный шаг и похвалил Стива Уиткоффа за эффективную работу. Хотя он воздержался от конкретных прогнозов, Хегсет отметил, что в случае провала дипломатии остаются и другие варианты, включая военные меры, чтобы не допустить получения Ираном ядерного оружия.

Как к этому подошли Россия и Китай?

После подтверждения начала переговоров между Ираном и Соединенными Штатами пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков заявил о поддержке Россией намеченных непрямых переговоров по ядерной программе, которые должны пройти в Омане. Песков подчеркнул, что Москва надеется: эти переговоры помогут снизить напряженность между двумя странами.

Во вторник, выступая перед журналистами, Песков вновь подтвердил, что Россия выступает за дипломатическое решение на основе политических мер. «Мы знаем, что определенные контакты прямые и непрямые планируются в Омане, и это можно только приветствовать, потому что это может привести к деэскалации напряженности вокруг Ирана», — заявил он.

В отличие от него, заместитель министра иностранных дел России Андрей Руденко ясно дал понять, что в случае войны между Ираном и США Россия не будет предоставлять Тегерану военную помощь. Выступая 8 апреля перед депутатами Государственной думы, Руденко заявил: «Хотел бы подчеркнуть, что заключение договора не означает формирование военного союза с Ираном и не предусматривает оказание друг другу военной помощи».

После переговоров Руденко в интервью агентству РИА Новости 14 апреля отметил, что Россия всегда оценивает переговоры по их результатам. Он сообщил, что, по имеющейся у него информации, диалог продолжится на следующей неделе, и в этой связи можно ожидать конкретных результатов. При этом он приветствовал сам факт проведения таких переговоров и добавил, что если они принесут позитивные итоги, это будет поводом для удовлетворения.

После объявления о предстоящих непрямых ядерных переговорах между США и Ираном в Омане Китай выразил поддержку этому процессу, одновременно призвав США проявить честность в диалоге с Тегераном. Представитель МИД Китая Лю Цзянь подчеркнул, что США, в одностороннем порядке вышедшие из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), должны взять на себя ответственность за нынешний тупик и продемонстрировать политическую искренность. «Как страна, которая в одностороннем порядке вышла из СВПД и способствовала возникновению нынешнего тупика, США должны продемонстрировать политическую искренность, вести диалог и консультации на основе взаимного уважения и отказаться от применения силы и тактики максимального давления», — заявил Лю.

Он вновь подтвердил убежденность Китая в том, что урегулирование иранского ядерного вопроса возможно только политико-дипломатическим путем. «Китай твердо уверен, что проблема иранской ядерной программы должна решаться исключительно политическими и дипломатическими средствами как единственно верным способом», — отметил он.

Учитывая заявления России и Китая, становится очевидным, что обе страны делают акцент на дипломатии и избегают открытой поддержки одной из сторон. Возникает вопрос: почему Россия и Китай предпочитают действовать с осторожностью? Другими словами, какое значение имеет иранская ядерная проблема для этих двух игроков?

Почему Китай и Россия предпочитают сохранять нейтралитет?

Поскольку иранская ядерная проблема остается одной из самых уязвимых тем международной дипломатии, позиции Китая и России приобретают все большее значение. Будучи постоянными членами Совета Безопасности ООН, и Пекин, и Москва не только формально участвуют в переговорах, но и выступают ключевыми акторами, способными оказывать влияние на весь процесс.

В этом контексте отношения между Ираном и Китаем, хотя порой и преподносятся как стратегическое партнерство, на деле оказываются прагматичными, если учесть приоритеты внешней политики Пекина и его стремление стать глобальной державой. Подход Китая к Ближнему Востоку основывается прежде всего на геоэкономических расчетах и стратегическом терпении в глобальном масштабе, а не на участии в региональной конкуренции. Поэтому, оценивая ирано-китайские отношения, важно учитывать более широкие стратегические приоритеты Китая на Ближнем Востоке и место, которое в этой рамке отведено Ирану.

Прежде всего, Китай рассматривает любые резкие потрясения, которые могут угрожать экономической интеграции и устойчивости международной торговли, как вредные для своих интересов в гонке за глобальное лидерство с Соединенными Штатами. Вследствие этого Пекин проявляет осторожность в отношениях с ближневосточными акторами, действия которых могут спровоцировать эскалацию напряженности, одновременно углубляя партнерства с теми странами, которые обеспечивают стабильность и высокий экономический потенциал.

В этом контексте показательно, что заключенное в 2021 году всеобъемлющее 25-летнее соглашение о сотрудничестве с Ираном до сих пор не привело к существенным результатам. С точки зрения Пекина, такие факторы, как бюрократические препятствия, медленное выполнение договоренностей и неопределенность в вопросах инвестиционной безопасности, сдерживают стремление Китая выстраивать тесные экономические связи с такими странами, как Иран. Внешняя политика Китая нацелена на быстрый эффект и стремится превращать каждое соглашение в экономическую выгоду в кратчайшие сроки, исходя из принципов высокой эффективности и низкого риска. Иран в его нынешнем состоянии этим критериям не соответствует.

В отношениях с Тегераном Пекин стремится укрепить свой имидж «ответственной великой державы» в международной системе, одновременно формируя глобальный нарратив, противопоставляющий мультилатеральную дипломатию американскому одностороннему подходу. Подчеркивая мирный характер иранской ядерной программы и критикуя односторонние санкции США, Китай не только оказывает дипломатическую поддержку Ирану, но и оспаривает легитимность западоцентричного мирового порядка.

С начала 2010-х годов участие Китая в этом вопросе стало более активным. Пекин сознательно играет роль сдерживающего фактора против потенциальных военных интервенций, связанных с ядерной программой Ирана, и стремится к сохранению статус-кво на Ближнем Востоке. Согласно его внешнеполитической доктрине «роста, основанного на стабильности», нестабильность в таком стратегически важном регионе, как Ближний Восток, рассматривается как серьезная угроза, особенно в контексте энергетической безопасности. Поэтому Китай предпочитает контролируемый подход к иранской ядерной программе — сохраняющий напряженность на определенном уровне, но не приводящий к открытому конфликту.

При этом очевидно, что Пекин не заинтересован в появлении у Ирана ядерного оружия: он выступает за сохранение ограниченного числа ядерных держав, полагая, что появление нового ядерного игрока подорвет существующие режимы контроля над вооружениями и может спровоцировать региональную гонку вооружений.

В этой точке заметны серьезные различия между позициями Китая и России. В то время как Москва рассматривает сценарий стремительного крушения международного порядка, Пекин предпочитает управляемую трансформацию существующей системы. В этом контексте главная политическая цель России — ослабить влияние Европы на иранскую ядерную проблему и утвердиться в качестве доминирующего актора в этом вопросе. После системного разрыва с Западом Москва стремится преодолеть международную изоляцию и позиционировать себя как альтернативный дипломатический канал. Эта политика направлена не только на укрепление геополитических позиций, но и является частью более широкой стратегии экономического противостояния с Западом.

В то время как вторжение России в Украину стало для Европы самым серьезным вызовом в сфере безопасности со времен Второй мировой войны, новость о возобновлении переговоров между Ираном и США открыла для Москвы новые возможности. С одной стороны, Россия оправдывает войну в Украине необходимостью защищаться от расширения НАТО, с другой — как постоянный член Совета Безопасности ООН она играет важную роль в вопросе иранской ядерной программы.

В последние годы Москва усилила свое влияние, сблизившись с определенными фракциями внутри иранских силовых и военных структур и расшатав существующую систему принятия решений. Россия достигла такого уровня вовлеченности, при котором урегулирование иранского ядерного кризиса без ее участия стало практически невозможным. Еще Барак Обама отмечал значимую роль президента РФ Владимира Путина в заключении ядерной сделки 2015 года — и сегодня становится ясно, что хотя наличие у Ирана ядерного оружия не отвечает интересам Москвы, сам по себе кризис, связанный с возможным ядерным статусом Ирана, представляет для России ценный инструмент давления на Запад. Благодаря своему влиянию в Тегеране и участию в управлении кризисом, Россия использует этот вопрос как эффективный рычаг.